А эта статья мнее попалась случай, и как быв не было забавно, в curriculum vitae автора указаны ссылки на нашу альма-матер
…Мне посчастливилось узнать,
что можно день за днём ходить
на свидания с куском застроенного
пространства, как с живой личностью.
Борис Пастернак
В юго-западной части Бульварного кольца расположена Кропоткинская площадь. Некогда здесь стояли ворота Белого города. Назывались они Чертольскими (Черторьскими) по протекавшему здесь ручью Черторыю, а с 1658 года – Пречистенскими по улице Пречистенке, которая вела к Новодевичьему монастырю, в котором находилась икона Пречистой Божьей матери. Начинающийся здесь бульвар до 1924 года назывался Пречистенским – по воротам. Затем он был переименован в Гоголевский – по памятнику Гоголю, стоящему в другом его конце.
Пречистенский бульвар устроен вскоре после пожара 1812 года рядом с самым аристократическим районом старой Москвы – Арбатской частью.
Здание дома номер 2 по Гоголевскому бульвару сохранилось с конца XVIII века, в 1812 году горело, но было восстановлено владелицей – генерал-майоршей Ермоловой. В 1831 году дом был куплен для 1-ой мужской гимназии (старейшей в Москве). Здесь разместились классы, канцелярия, квартира директора. В 1831-ом директором гимназии был А.М. Окулов, родственник друга А.С. Пушкина – П.В.Нащокина. 7 мая 1836 года поэт посетил Окулова на его квртире.
Гимназия считалась лучшей в городе (существовала до 1918). Её выпускники, как правило, поступали в Московский университет. В 1-ой гимназии учился ряд выдающихся деятелей русской науки и культуры: историки М.Н. Погодин и С.М. Соловьев, драматург А.Н. Островский, П.А. Кропоткин, математик Н.В. Бугаев, медик В.П. Сербский, писатель И. Эренбург.
Сейчас в здании располагается Институт русского языка Российской Академии наук.
На противоположной, нечётной стороне бульвара стоит сейчас восстанавливаемый кирпичный дом; он был построен в 1852 году архитектором Н.И. Козловским для статского советника Секретарёва. Много лет здесь здесь прожил архитектор К.А. Тон, наблюдавший за строительством сооружаемого по его проекту храма Христа Спасителя, восстанавливемого в наши дни.
Идём дальше: дом номер 6 построен в середине XIX века, но в 1870 году перестроен архитектором А.С. Каменским в модном тогда русско-византийском стиле – для нового владельца С.М. Третьякова (брата основателя галереи, также собирателя живописи). В 1880-е годы у Третьякова здесь бывали художники и музыканты, в том числе И.Е. Репин и П.И. Чайковский.
В наши дни в здании размещается Российский фонд культуры.
Двухэтажный особняк с 6-ти колонным коринфским портиком с массивным фронтоном (номер 10) – замечательный образец московского классицизма конца XVIII века. Возможно, его строителем был знаменитый архитектор М.Ф. Казаков.
Дом принадлежал родителям декабриста, полковника М.М. Нарышкина. У него постоянно собирались единомышленники, в том числе К.Ф. Рылеев, читавший здесь свои “Думы”. В январе 1826-го в этом доме были арестованы декабристы М.М. Нарышкин и И.И. Пущин, один из ближайших друзей А.С. Пушкина.
В 1830-ом (дата обозначена на фронтоне) дом перешел во владение Московской удельной конторы, которая ведала землями и недвижимым имуществом царской фамилии. В 1850-70-х годах управляющим этой конторой был И.И. Маслов, образованный и уважаемый человек. На его квартире устраивались литературные и музыкальные вечера, которые посещали: А.Н. Островский,А.Ф. Писемский,А.Н. Плещеев, А.А. Фет, Я.П. Полонский, Н.Г. Рубинштейн и другие. С Масловым был дружен И.С. Тургенев, который, приезжая в Москву, иногда останавливался у него в этом доме. Мемориальная доска на доме сообщает, что здесь был написан портрет Тургенева Репиным. После реконструкции 1960-х годов дом передан Союзу Художников.
Оглянитесь: уходящий в чащу домов переулок и есть цель нашей экскурсии – Сивцев Вражек. Причудливое название произошло от бурной речушки, или даже ручья. Сивец (или Сивка) впадал в текший вдоль стены Белого города Черторый. Когда этот приток Москвы-реки заключили в трубу, Сивец окончил своё существование. Отсюда, от Гоголевского бульвара, и протянулся самый длинный (859 метров) в этом районе переулок Сивцев Вражек.
Историки Москвы сообщают, что Сивцев менял своё название, был и Протасьевским, и Троицким переулком. Но начиная с 10-х годов прошлого века на планых и картах города он обозначен как Сивцов переулок, Вражский или Сивцев Вражек.
Примерно в XIV – XV в этом районе находились царские слободы, оставившие о себе память в названиях некоторых переулков: Староконюшенный, название которого произошло от Сторожевой конюшенной слободы (в конце XVII века была упразднена из-за появления новой на Девичьем поле), Плотников переулок (бывший Никольский), получивший такое название по церкви Святого Николая, что в Плотниках (Николай был покровителем Арбата, где построено несколько церквей, посвящённых святому); жители ещё одной слободы – гравёры государственного монетного двора – жили в районе Денежного переулка, приходская иконная слобода располагалась в Филипповском прерулке. Со второй половины XVIII века Арбат с прилегающей территорией становится одним из самых аристократических районов города, который нередко называли “дворянским гнездом”, “московским Сен-Жерменом”. “Арбат – где московские гранды дают балы на славу”, - писал в 1840 году мемуарист И. Вистенгоф. И он же с иронией добавляет: “Жители Замоскворечья уже встают, когда на Арбате и Пречистенке только что ложатся спать”. Арбат и его переулки прошлого века заселены Толстыми, Гагариными, Кропоткиными, Растопчиными, Долгорукими, Волконскими, Шаховскими, Милославскими, Сологубами… В “Пошехонской старине” Салтыков-Щедрин вспоминает, как его семья “нанимала меблированную квартиру непременно в одном из арбатских переулков, поближе к дедушке…” Во второй половине прошлого века именно здесь, в Арбатской части, особенно интенсивно происходит формирование нового социального строя – интеллигенции. В конце XIX – начале нашего столетия Арбат, Староконюшенный, Сивцев также становятся любимым местом селения деятелей русской культуры и науки.
Ныне насчитывающий 39 домов, включая и угловые строения (при нумерации – последний дом номер 45), Сивцев Вражек пересекается целой паутиной переулков. Тут и Нащокинский, Филипповский, Большой Афанасьевский, Староконюшенный (называвшейся и Конюшенной, и Бахметьевской, и Сторожевой улицами), Малый Власьевский, Калошин, Большой Власьевский, Никольский (теперь Плотников), Денежный, именовавшийся и Плещеевым – по фамилии домовладельца середины XVIII века сержанта Н.П. Плещеева. Новое название – улица Веснина – было дано этому переулку в 1933 году, когда умер Л.А. Веснин, старший из трёх братьев-архитекторов, живший в доме номер 12 (сейчас переулку вернули название Денежный).
Странный стеклянный “кубик”, выходящий на Гоголевский бульвар, по своей архитектуре не органичен для этих мест. Это парикмахерский салон, построенный в 1964 году. Пройдём дальше – до пересечения с Нащокинским переулком. Дом номер 3 – построенный в 1898 году трёхэтажный особняк, который в 1910 году покупает В.И. Шервуд-Верная, обладательница фамилии, напоминающей нам о трагической истории декабристского движения. Некий унтер-офицер И. Шервуд, посвященный в тайные замыслы декабристского движения, донёс о них правительству, удостоился аудиенции у самого императора и после разгрома декабристов в благодарность за донос получил потомственное дворянство и приставку “Верный” к своей фамилии.
Резко контрастирует с шервудовским стоящий напротив дом номер 4, построенный А.В. Самойловым, одним из родоначальников отечественной промышленной архитектуры, в 1930 году. Как свидетельствуют 2 мемориальные доски, в этом доме 20 лет прожил композитор Н.Я. Мясковский (см. картинки), в 1920-е, до переезда в Сивцев, живший в Денежном переулке, дом 9, а также академик А.А. Богомолец, выдвинувший учение о роли соединительной ткани в иммунитете и теорию долголетия.
Идём дальше: дом номер 6. Мало чем отличался бы от многих других таких же доходных домов, если бы не воспоминания, оставленные Лидией Борисовной Либединской. По её словам, писатель Ю.Н. Либединский, её муж, вернувшись в 41-ом после выхода из окружения его полка, в квартире, принадлежавшей его бывшей жене, Ольге Бергольц, видел Анну Ахматову, которая в этот день утром приехала из Ленинграда, чтобы отправиться дальше, в эвакуацию. Через некоторое время в квартире появился Борис Пастернак, пришедший повидаться с Ахматовой.
Впереди – пересечение Сивцева Вражка с Большим Афанасьевским переулком, названным так по церкови святителей Афанасия и Кирилла. Она построена в 1515 году по повелению великого князя Василия Иоановича мастером Алевизом Фрязиным. После московского пожара 1812 года была значительно перестроена; трапезная и колокольня датируются 1836 – 1856. В 1932 году была закрыта, с середины 70-х годов проводится реставрация, разрушенную колокольню восстановили. В 1992 в церкви проводятся богослужения.
И в нашем веке Арбат и его тихие переулочки остаются любимым местом московской интеллигенции: в 1935-36 годах в доме номер 12 (послевоенная постройка) жил с семьёй Ираклий Луарсабович Андроников, замечательный рассказчик, литературовед, автор книг: “Лермонтов. Исследования и находки”, “Рассказы литературоведа”, “А теперь об этом” и других.
На участке, принадлежавшем с 1850 года генерал-майорше Ю.Р. Трофимович, а с 1910-го московскому дворянству, по прошению в московскую городскую управу (11 июля 1910 года) от губернского предводителя Самарина, было начато строительство вдовьего дома – “Богадельни в память вдовы генерал- майора Ю.Р. Трофимович” по проекту А.Ф. Мейснера. В 1912 году этим же архитектором произведено переустройство других помещений во владении богадельни. В 1930-ом здание было надстроено двумя этажами, а сзади к нему архитектором И.О. Гохбильтом был пристроен пятиэтажный дом. (Теперь дом номер ЖЖЖЖ.)
На этом месте в XIX веке стоял особняк, в котором с 1830-х жила певица и актриса Н.В. Репина, игравшая на московской сцене с М.С. Щепкиным и П.С. Мочаловым. В 1841 году после женитьбы на Репиной здесь поселился А.Н. Верстовский. Управляющего Московской конторой императорских театров знали и как автора знаменитой “Чёрной шали” на пушкинские стихи, которые передал Верстовскому сам поэт. Кстати, с Пушкиным его познакомил П.В. Нащокин (тот самый, приведший поэта к А.М. Окулову, директору 1-ой мужской гимназии), в доме которого они и встречались.
Один из самых известных домов в Сивцеве – дом номер 19. История его такова: не первый уже в переулке “грузный шестиэтажный дом”, как скажет впоследствии Марина Цветаева, вырос на месте маленьких домиков, разбросанных по старой усадьбе. Упоминания о ней - с 1837 года. В 1840 году архитектору Таманскому разрешено здесь построить одноэтажное с мезонином здание. Многочисленные планы перестроек были у последующих владельцев участка, но действительно грандиозное строительство начинается только в 1911 году, когда от воскресенского купца С.Я. Лилиенталя владение переходит к корнету запаса П.П. Зайченко; работы поручены архитектору Н.И. Жерихову, много строившему в этом районе.
Судя по всему, дом воздвигнут молниеносно, и 2 октября 1911 года юная Марина Цветаева с будущим мужем 17-ти летним Сергеем Эфроном (только что познакомились у М.А. Волошина в Коктебеле) гнездятся на последнем, шестом этаже в “огромной, неуютной квартие” номер 11 (см. картинки). Арбат с его переулками магнитом притягивал Цветаеву. Накануне свадьбы с Эфроном она сняла небольшой домик на Собачьей площадке, но, так и не въехав в него, передала сестре Анастасии. Потом несколько месяцев жила в доме номер 13 по Кривоарбатскому переулку.
Дома в её жизни – почти все одушевлённые существа: есть дома – враги и дома – единомышленники. Одних она боится, о встрече с другими – мечтает. “Дом у Старого Пимена” (в Старопименовском переулке) представляется ей как “бездетный, смертный, мёртвый”: “Всё в этом доме кончалось, кроме смерти. Кроме старости. Всё: красота, молодость, прелесть, жизнь”. Дом в Трёхпрудном переулке – “волшебный”, “обожаемый”, потому что связывается с детством, юностью.
Итак, в октябре 1911 года Цветаева и Эфрон переселяются в Сивцев. К этому времени относится ностальгическое стихотворение “Домики старой Москвы”, передающее изчезнувший аромат тех мест и тех лет:
Слава прабабушек томных,
Домики старой Москвы,
Из переулочков скромных
Всё изчезаете вы,
Словно дворцы ледяные
По мановенью жезла.
Где потолки расписные,
До потолков зеркала?
Где клавесина аккорды,
Темные шторы в цветах,
Великолепные морды
На вековых воротах,
Кудри, склонённые к пяльцам,
Взгляды портретов в упор…
Странно постукивать пальцем
О деревянный забор!
Домики сзнаком породы,
С видом её сторожей,
Вас заменили уроды, -
Грузные, в шесть этажей.
Домовладельцы – их право!
И погибаете вы,
Томных прабабушек слава,
Домики старой Москвы.
Марина Цветаева и Сергей Эфрон едут в Сивцев в поисках самостоятельности, с ними едут сёстры Сергея – Вера Яковлевна и Елизавета Эфрон, самый близкий Сергею человек. Здесь разрастается и гнездится целый весёлый клан “обормотов”, бесшабашных, дурачащихся, склонных к мистификации и шуткам молодых людей, оправданно называющих “обормотником” своё ставшее уже тесным жилище. По старшинству всеми верховодит Пра (от Праматери) - новый друг – мать Волошина Елена Оттобальдовна.
Теперь, в 1911-ом, Цветаева занята книгой стихов “Волшебный фонарь, Сергей Эфрон пишет прозу, книгу “Детство”. С осени 1911 года Марину уже знают в литературных салонах, 3 ноября сёстры Цветаевы (Марина и Анастасия) с триумфом выступают с чтением стихов на вечере, устроенном В.Я. Брюсовым, той же зимой одерживает новую победу, на конкурсе, устроенном опять-таки Брюсовым. 27 января 1912 года в церкви Рождества Богородицы в Палашах происходит венчание, почти одновременно выходят книги:“Детство” и “Волшебный фонарь”.
Весной молодые уезжают в свадебное путешествие (Франция, Италия, Германия), а когда возвращаются, чтобы присутствовать на открытии Музея имени А.С. Пушкина, возлюбленного детища её отца – профессора И.В. Цветаева, то уже не живут в Сивцевом. В Сивцевом Вражке они прожили до начала марта 1912 года.
Напотив цветаевского дома сейчас стоит “кирпичный дворец с безобразным стеклянным отростком, неоправданно вылезшим прямо на тротуар”, как пишет И.А. Желвакова, задаваясь праведным вопросом : “Кто-то будет в доме жить?”. А живут-то в доме многодетные семьи, не один месяц бастовавшие в исполкоме, оспаривая этот самый “кирпичный дворец” у ЦК КПСС. С конца 1840-х в особняке, стоявшем на этом месте, жил Н.Х. Кетчер, врач, переводчик Шекспира, Шиллера, Гофмана; в 1830-х – середине 1840-х Кетчер – друг А.И. и Н.А. Герценов. В доме бывали Н.А. Некрасов, И.С. Тургенев и др.
В начале 1820-х дом (номер 24) числился за штабс-капитаном Вердеевским, а в декабре 1822 года он першёл во владение генерал-лейтенантши Натальи Филипповны Алексеевой, жены И.И. Алексеева, генерала из полицейских, и сестры литератора, мемуариста Ф.Ф. Вигеля. Старший сын Алексеевых Александр (1800 – 1831), штабс-капитан лейб-гвардии конно-егерского полка, расквартированного в Новгороде, был арестован в сентябре 1826-го по делу о распространении “крамольного” стихотворения “На 14-е декабря”, отправлен в Москву и вскоре приговорён к смертной казни, заменённой кавказской ссылкой. Не пропущенный цензурой отрывок из элегии Пушкина “Андрей Шенье” (написанной до декабрьского восстания) и после событий на Сенатской площади распространившийся в обществе под заголовком “На 14-е декабря”, послужил поводом для привлечения поэта к этому политическому процессу, длившемуся около двух лет. А.И. Алексеева, заключённого в московский тюремный замок, привозили под конвоем в родительский дом в Сивцев Вражек, где отец безуспешно требовал от сына признания в совершённом им “преступлении”. В 1831-32 годах в доме жила семья С.Н. Тургенева. Тринадцатилетний сын Тургеневых – Иван – учился по соседству, в одном из лучших частных учебных заведений, пансионе Вейденгаммера, располагавшемся недалеко отсюда, на углу Гагаринского и Староконюшенного переулков. В конце 1830-х-начале 40-х годов снимал квартиру в этом доме декабрист А.Ф. Вадковский, причастный к возмущению Черниговского полка, а в 1858-ом дом уже принадлежал тайному советнику князю Ю.А. Долгорукому. В 1875 году новая его владелица, почётная гражданка М.С. Пустовалова подала прошение об изменении фасада существующего дома по проекту архитектора Д.Н. Чичагова. В таком виде особняк сохранился до наших дней.
Дома номер 25 и 27 – уголок Москвы, тесно связанный с памятью об А.И. Герцене. Вытянутый по Малому Власьевскому переулку угловой дом (речь идёт о доме 25/9) был приобретён отцом Герцена А.И. Яковлевым 13 апреля 1833 года у вдовы бывшего московского главнокомандующего Фёдора Васильевича Растопчина, оставившего о себе память в летописях горящей Москвы 1812 года, Марьи Николаевны Протасовой. До этого было ещё одно владение, в приходе Власия. С тем домом связывалось детство. “Тут я был юн, неопытен, свеж”, - вздохнёт Герцен при новом свидании со “старым домом”, уже заколоченным и забытым. С покупкой “растопчинского”, “большого” живут по соседству. Жизнь Герцена здесь, в “большом доме” отмечена важными событиями – в июне 1834 он заканчивает Московский университет, а в ночь на 21 июля того же года его арестовывают и препровождают отсюда в помещение полицейской части в Штатном переулке (расположен недалеко от Сивцева Вражка). В этот дом он возвращается только после ссылки и отсюда зимним утром (19 января) 1847 года Герцен уезжает в вечное изгнание.
Рядом по Сивцевому Вражку – ещё одно здание (дом номер 27), напоминающее нам о Герцене. Это одноэтажный особняк в три окна с мезонином, который был куплен отцом Герцена в 1839 году у братьев Павла и Алексея Тучковых – дом так и назывался – “тучковский”. В нём Герцен жил в 1843 – 1846 годах; его кабинет в мезонине был свидетелем встреч с Н.П. Огарёвым, М.С. Щепкиным, В.Г. Белинским, В. Боткиным, И.С. Тургеневым, П.Я. Чаадаевым, В.А. Сологубом и многими другими литераторами, учёными, артистами. В этом доме были написаны такие известные произведения Герцена, как повесть “Кто виноват?”, “Записки доктора Крупова”, “Сорока-воровка”, а также “Письма об изучении природы”.
После отъезда Герцена за рубеж дом, перешедший во владение Е.И. Герцена (брата писателя), подвергся значительным перестройкам и со временем совершенно изменил свой вид. В 1863 году новой владелице дома надворной советнице Л.П. Цветковой было разрешено сделать к нему пристройку со стороны двора; её преемница, Т.А. Лопухина также произвела значительные изменения во внешнем облике дома. Благодаря усилиям литературной и научной интеллигенции Москвы этот особняк превратился в музей Александра Ивановича Герцена, открытый в день его рождения 6 апреля 1976 года.
На территории современной поликлиники (некогда 4-го управления), строительство здания которой, начатое в 37-ом, было прервано войной и закончилось только в 1950 году, раньше было две усадьбы, С.И. Танеева и Фёдора Ивановича Толстого, внука прабабки Льва Николаевича.
С начала 1830-х годов этот знаменитый дом (современный номер 30) находится вовладении коллежской советницы В.М. Пушкевичевой, которая сдаёт его внаём. И самыми знаменитыми жильцами за всю историю существования дома оказывается семейство Аксаковых, обосновавшееся здесь поздней осенью 1848 года. На лето они обычно уезжали в подмосковное имение Абрамцево, осенью возвращались и подыскивали себе новое жилище, всё больше в этой престижной части Москвы – Арбатской. Н.В. Гоголь, вхожий в семью Аксаковых, замечал, что осень – время, “когда человек возится и выбирает место, как усесться”.
Так получилось, что прямо через дорогу, почти напротив друг друга – два особнячка, два соседа, два знакомца и современника, два дворянских гнезда, словно представляющих два очага общественной мысли – западнический и словянофильский: дом “тучковский” (номер 27) и дом “аксаковский” (30), хоть и живут здесь Герцен и Аксаковы в разное время. По соседству с “тучковским” - “большой”, или “растопчинский” особняк, в котором после того, как его покинет Герцен, поселятся Аксаковы. Связи обитателей домов, выразившиеся в противостоянии их взглядов и воззрений, окажутся, однако, намного прочней, чем только домашнее соседство. 18 января 1847 года накануне отъезда Герцена за рубеж в Сивцев Вражек спешил Константин Аксаков. Дома хозяина не застал, но их встреча состоялась, в тот же день, но позже. Тогда их уже многое разделяло; их пути окончательно разошлись, но позволить себе расстаться, возможно навсегда, с давним другом просто так, не простившись, К. Аксаков не мог. Горюя в 1860-ом о безвременной кончине этого “вечно восторженного и беспредельно благородного юноши”, Герцен вспоминал о встрече, случившейся в Сивцевом Вражке, после его окончательного разрыва со славянофилами: “В 1844 году, когда наши споры дошли до того, что ни славяне, ни мы не хотели больше встречаться, я как-то шёл по улице; К. Аксаков ехал в санях. Я дружески поклонился ему. Он было проехал, но вдруг остановил кучера, вышел из саней и подошёл ко мне.
- Мне было бы слишком больно,- сказал он,- проехать мимо вас… Вы понимаете, что после всего, что было между вашими друзьями и моими, я не буду к вам ездить; жаль, жаль, но делать нечего. Я хотел пожать вам руку и проститься. - Он быстро пошёл к саням, но вдруг воротился; я стоял на том же месте, мне было грустно; он бросился ко мне, обнял меня и крепко поцеловал. У меня были слёзы на глазах. Как я любил его в эту минуту ссоры!”
Осенью 1847 года, когда Аксаковы, вернувшись из Абрамцево, устроились в “большом” доме Герцена, носившем ещё следы его предотъездной спешки (нетронутая мебель, сваленные в ящиках книги), его нынешний владелец в письме к своему душеприказчику выражал особое удовлетворение по поводу таких жильцов – “семейства препочтенного и преблагородного”. Большой герценовский дом для аксаковского семейства казался слишком сумрачным, пустынным и как будто грязноватым. Посещавший там Аксаковых Д.М. Погодин (сын историка) писал об ощущении запущенности и неустроенности дома со множеством ненужных, неиспользуемых помещений и оставшихся не у дел яковлевских людей. И всё же Аксаковы, видимо, так привыкли к Сивцевому Вражку, что не захотели с ним расстаться, приглядели себе дом напротив (теперь ампирный жёлтый особняк с белыми колоннами номер 30), обосновались там осенью 1848-го. Здесь бывали М.С. Щепкин, М.Н. Загоскин, Н.М. Языков, М.П. Погодин; с поздней осени 1848 года частым посетителем дома стал Н.В. Гоголь, отметивший у Аксаковых своё сорокалетие. На доме с мезонином и шестиколонным портиком – мемориальная доска: “В этом доме в 40-х годах XIX века жил и работал писатель Сергей Тимофеевич Аксаков”. (Москвоведы подсчитали, что Аксаковы сменили более двадцати квартир в столице, большинство которых располагались в этих престижных частях старой столицы – Пречистенской и Арбатской.)
За массивным зданием поликлиники в доме в стиле московский ампир с мезонином и антресолями, построенном в 1822-1823 годах действительным статским советником Телепневым и отреставрированном в 1984 году, размещаются экспозиции Государственного Литературного музея. После юбилейной выставки Н.В. Гоголя (к 175-летию со дня рождения) в 1990-ом открыта экспозиция “Альманах литературной жизни 1840-1880 годов”. С 1995-го на втором этаже музея размещается экспозиция, посвящённая А.А. Фету.
Если пройти дальше, на ничем не примечательном кирпичном здании (дом номер 33), построенном в 1963 году, можно увидеть мемориальную доску, гласящую: “В этом доме многие годы жил и работал Михаил Александрович Шолохов, дважды Герой Социалистического труда, великий советский писатель и деятель”.
Одноэтажный, в пять окон дом напротив (номер 34) построен в 1833 году на месте сада большой усадьбы. В 1838-ом он принадлежал корнетше Варваре Александровне Толстой. В конце 1850 года особняк снял у его новой владелицы, титулярной советницы Е.А. Ивановой, двадцатидвухлетний Л.Н. Толстой. Он приехал в Москву 5 декабря 1850 года по различным имущественным и семейным делам. Толстой остановился сначала в гостинице Шевалье в Камергерском переулке, а потом нанял квартиру из пяти небольших комнат в Сивцевом.
В доме в Сивцевом Вражке Л.Н. Толстой много читает и размышляет, продолжая штудировать Стерна и Руссо. Софья Андреевна Толстая позже записывает со слов Льва Николаевича, как тот вдруг берётся за перо: “В первый раз, живши в Москве, ему пришло в голову описать что-нибудь. Прочитав Voyage Sentimental par Sterne, он, взволнованный и увлечённый этим чтением, cидел раз у окна, задумавшись, и смотрел на всё происходящее на улице. “Вот ходит будочник, кто он такой, какова его жизнь; а вот карета проехала – кто там, и куда едет, и о чём думает; и кто живёт в этом доме, какая внутренняя жизнь их… Как интересно бы было всё это описать…”.
Так рождается замысел “Истории вчерашнего дня” - первой повести Толстого, много предвещавшей в будущей истории мировой литературы. Реалии “Истории вчерашнего дня” - это реалии Москвы и Сивцева Вражка, описанные в конкретный день 24 января 1851 года. В начале декабря Толстой приступил к работе над не дошедшей до нас “Повестью из цыганского быта”. Воспоминания о яснополянском доме, шумном и пёстром в дни, когда его заполняют цыгане, его увлечение цыганским пением, пример брата Сергея, влюбившегося в цыганку, - дают толчок для написания этой повести. Она начинается здесь, но уже зреет замысел истории детства, который приходит даже прежде “Истории вчерашнего дня”. Появляется заголовок “Четыре эпохи развития” - первое название будущей трилогии “Детство”, “Отрочество”, “Юность”. Наблюдений, сомнений, раздумий “эпохи анализа и правил” Толстому, кажется, хватит надолго.
Арбат с его переулками, особнячками, церквами прочно войдёт в сочинения Толстого, а реальные лица , ставшие прототипами, породнятся с их художественными воплощениями. В “Юности” видим Арбат глазами героя повести: “…тянулись какие-то возы… и два рабочие-каменщика, разговаривая, прошли по тротуару. Пройдя шагов тысячу, стали попадаться люди и женщины, шедшие с корзинками на рынок ;бочки, едущие за водой; на перекрёсток вышел пирожник; открылась одна калашная, и у Арбатских ворот попался извозчик, старичок, спавший, покачиваясь, на своих калиберных, облезлых, голубоватеньких и заплатанных дрожках”. Толстовские персонажи не единожды появляются в этом районе, литературные прототипы тоже зачастую действуют и живут. (Одна из них, Мария Александровна Гартунг, доживала свой долгий век в особняке, стоявшем на месте дома номер 16 (см картинки). ) Обстановка “маленькой квартиры на Сивцевом Вражке”, где Толстой прожил несколько месяцев, перенесена в роман “Война и мир”: сюда вместе с матерью и Соней он поселит вернувшегося с войны обедневшего Николая Ростова. Сюда, к Ростовым, несмотря на нежелание Николая, приедет на свидание с графиней княжна Марья, и Толстой воссоздаст некоторые приметы более чем скромного их (и своего) жилища: “Николай первый встретил её, так как к графине можно было проходить только через его комнату…Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил её и особенно торжественно и сухо проводил до передней.”
Дома под номером 38 (при пересечении Сивцева с Плотниковым переулком) на участке 399 неоднократно перестраивались. В 1832-1833 годах здесь жил Д.Н. Бантыш-Каменский, историк и археограф, автор первой биографии Пушкина, помещённой в издававшемся им “Словаре достопамятных людей Русской земли” (1847). Пушкин переписывался с историком, получил от него материалы о Пугачёве, необходимые для работы над “Историей Пугачёва”. С 1889 года дома принадлежали присяжному поверенному ЖЖЖ Угримову, в доме которого бывали Л.О. Пастернак, Б.Л. Пастернак, описавший угловой дом в своём романе “Доктор Живаго”, как дом Громеко, историк В.О. Гаркави. В начале 1920-х семья Угримовых была выслана за границу. В доме жили профессор Московской консерватории пианист К.Н. Игумнов и профессор-лингвист Д.Н. Ушаков, автор “Толкового словаря русского языка” (И. Левин: “Филологи утверждают, что безукоризненно чистый, исконно русский и литературно совершенный язык можно было услышать прежде всего на Арбате”).
В доме номер 41 сейчас размещается Государственный научно-исследовательский институт стандартизации и контроля медицинских и биологических препаратов имени Л.А. Тарасевича (Институт назван именем его первого директора, видного микробиолога, основателя первой в России станции (1910) по контролю сывороток и вакцин.) В доме под тем же номером, расположившемся во дворе, жил генетик А.С. Сербский и Л.А. Тарасевич.
В 1907 году по проекту архитектора Г.К. Олтаржевского было начато строительство соседнего жилого дома (номер 43). Здесь с 1920 по 1942 год жил художник М.В. Нестеров, о чём сообщает мемориальная доска, установленная на доме; его кисти принадлежат картины “Видение отроку Варфоломею”, “Пустынник”, “Под благовест” (см. картинки). Другая известная его жительница – О.Э. Озаровская, собирательница фольклора, основавшая в 1911 году Студию живого слова.
Последний дом по Сивцеву Вражку, на который хочу обратить ваше внимание, это один из сохранившихся деревянных домов первой половины XIX века, располагавшихся на старой усадьбе. По одной из версий, здесь была квартира Мастера, персонажа романа М.А. Булгакова “Мастер и Маргарита”. Булгаков любил эти переулки, хорошо знал их, меняя квартиры, выбирал преимущественно Арбатскую часть.
Далее Сивцев Вражек выходит в Денежный переулок, название которого напоминает о месте поселения мастеров монетного двора. В противоположную сторону от Арбата, пройдя немного, в районе современного дома номер 7 когда-то можно было видеть двухэтажный дом на каменном фундаменте, который в 1821-1823 годах перед переездом в собственную усадьбу в Большом Власьевском переулке снимал отец Александра Герцена И.А. Яковлев. Угловой с Сивцевым Вражком (номер 26 по Денежному) был построен к сентябрю 1823 года колежской советницей А. Моро. В нём в конце 1880-х жил поэт Л.И. Пальмин (в 70-х он приобрёл квартиру в Сивцевом Вражке, в особняке, стоявшем на месте современного дома номер 7). У него бывал А.П. Чехов, писавший, что “Пальмин – это тип поэта … личность поэтическая, вечно восторженная, набитая по горло темами и идеями …”. Месяцем позже, в октябре 1823 года, отстроен соседний дом (номер 24) Авдотьи Васьковой. Двор этого участка в 1910 – 1914 годах застроен большими жилыми домами по проекту архитектора Г.А. Гельриха. Угловой дом Арбата и Денежного сто лет назад был известен как “профессорский”: в нём жили два выдающихся учёных – русский экономист и статистик академик И.И. Янжул (1846 – 1914) и профессор математики Московского университета Николай Васильевич Бугаев (1837 – 1903), основатель Московского математического общества. Высокодуховная и демократическая атмосфера в этих семьях привлекала московскую интеллигенцию, музыкантов, литераторов, артистов…
В этой обстановке вырос сын Бугаевых Борис – поэт, писатель, эссеист Андрей Белый (1880 – 1934) (см. картинки). По сути, квартира его была литературным клубом символистов. Одно время здесь помещалось и издательство “Мусагет” (одно из древнегреческих имён бога Аполлона), редактором которого был Андрей Белый. Помимо стихов русских и зарубежных авторов, здесь выпускались теоретические работы по символизму, первые переводы на русский античных и средневековых авторов. В творчестве Андрея Белого по самым разным поводам возникают воспоминания об Арбате и его переулках. Улица была для него малой родиной – здесь он вкусил славу, познал настоящих друзей. Теперь в доме находится музей-квартира Белого.
Жалко расставаться с этими и сейчас ещё сохранившими патриархальный уют улочками, особнячками, помнящими столько неоправданно забытого, несущими частицу нашей истории, но пора: выходим на шумный, звенящий Арбат.
Само название этой древней улицы носит особый московский отпечаток. Сколько написано, рассказано, связано с всего-навсего километровым отрезком столицы!
Столь нерусское название улицы происходит, по разным версиям, либо от названия находившегося в этой местности колымажного двора, где изготовлялись телеги (по-татарски – арба), либо от славянского “горбат”, звучавшего как “орбат”, что соответствовало неровной местности, которую занимал пра-Арбат; возможно, “Арбат” – слово арабского происхождения :“рабад”, “рабат” – пригород, предместье, чем и была эта территория в XV веке, когда “городом” назывался только Кремль.
Оправившись после двух “великих” и множества местного значения пожаров, пра-Арбат весомо заявил о себе в царствование Ивана Грозного; именно здесь были сосредоточены главные силы опричнины, и, доверяя только ей, царь воздвиг на Арбате дворец, “любимый свой терем”, как писал А.К. Толстой в “Князе Серебряном”. В 1658 году Алексей Михайлович повелел именовать Арбат Смоленской улицей, но это название не прижилось в народе (Арбат соединял Кремль с западными землями, Смоленщиной).
М.И. Пыляев пишет про этот район в царствование Алексея Михайловича (“Старая Москва”, Московский рабочий, 1990, стр. 266): “…здесь жили ремесленники и придворные поставщики. Московский двор никогда не был так пышен, как в век тишайшего царя. Царь окружён был величайшем блеском во всех своих придворных выходах и торжественных появлениях перед народом. За этими местами, где были поселены многочисленные ремесленники царского двора, удержались посейчас названия улиц, соответствующие старым урочищам, как, например, Поварская, Хлебная, Скатертная, Трубная, Курьи Ножки, Калачная и проч.”
Из 56 домов, стоявших на Арбате в начале XIX века, сорок принадлежали родовой знати, высшим сановникам и церкви. В этом районе на каждые 6-7 москвичей приходился один дворянин – самый высокий процент во всей Москве (по замечанию И. Левина). Так было до 1860-х годов, когда на дворянский Арбат повела решительное наступление крепнущая московская буржуазия. Тихий Арбат оживился, стал суетным, шумливым, деловитым; облик его быстро начал менятся. Современник утверждает, что в середине прошлого века “на Арбате не было не только магазинов, но и где-нибудь приютившейся табачной лавчонки”, а, как свидетельствует И. Левин, “на предвоенном Арбате было: четыре булочных, гастроном на Смоленской, плюс несколько продовольственных магазинов – рыбных, колбасных, бакалей и т.д., единственный на весь город магазин восточных сладостей, парфюмерный, ювелирный, первый в гроде “Диета”, два салона художественной фотографии, две аптеки…” (Недаром В. Маяковский в 1923-ем писал: “Арбат толкучкою давил и сбоку и с хвоста”.)
В 1880 году по узкому Арбату впервые прозвенела конка, в 1904-ом её сменил трамвай. Через 20 лет трамвай был заменён троллейбусом, а ещё раньше, в 1930 году, булыжную улицу заасфальтировали. Кстати, первой пешеходной зоной в Москве Арбат стал вовсе не по своим заслугам перед отечественной культурой: когда Генеральному штабу на Арбатской площади потребовался подземный транспорт и коммуникации, Арбат основательно перекопали и закрыли для всех видов транспорта.
Закончить я хотела бы фразой князя Петра Андреевича Кропоткина: “Москва– город медленного исторического роста. Оттого различные её части так хорошо сохранили до сих пор черты, наложенные на них ходом истории <…> Из всех московских частей, может быть, ни одна так не типична, как лабиринт чистых, спокойных и извилистых улиц и переулков, раскинувшихся за Кремлём, между Арбатом и Пречистенкою.”